В серии интервью лучших медиков Украины на Likar.info – новый герой – профессор Сергей Владимирович Слесаренко, который более 30 лет оперирует пациентов со множественными ожоговыми травмами, занимается пластической хирургией. Он возглавляет Центр термической травмы и пластической хирургии в Днепре и является автором и соавтором более 150 научных работ.
9 августа в Национальной Филармонии Украины состоялась торжественная церемония награждения лучших медиков Орденом Святого Пантелеймона. Сергей Слесаренко получил «Орден Святого Пантелеймона» за новаторство в медицине.
– Сергей Владимирович, с 2000 года вы возглавляете Днепропетровский центр термической травмы и пластической хирургии. Как он изменился за это время? Что вам пришлось решать прежде всего, после того, как вы стали его руководителем?
– Я отношу себя к агрессивным хирургам, которые отстаивают расширенные, может быть более сложные, но в то же время эффективные технологии хирургического лечения. Так, в 2000-х, в нашей стране преобладала «выжидательная» тактика лечения ожогов, а пластика кожи начиналась где то с 3-4 недели после травмы и так называемого очищения ран. Разумеется, в теплом помещении такое природное «очищение» ожоговых ран сопровождалось соответствующим запахом. Мы в этом вопросе сразу же перешли к радикальным хирургическим одномоментным операциям и в разы сократили смертность от обширных ожогов. Внешне для людей, которые и раньше приходили в отделение, это выражалось в том, что исчез специфический запах горевшей человеческой плоти, который, как правило, сопровождал ожоговые стационары.
У нас до сих пор есть такие показатели работы больницы, как занятость койки или койкодень, обороты койки... Я считаю, что профессионализм может определять в основном показатель выживаемости при критических травмах! Ведь для пациента не имеет значения показатель «оборота койки» или «средняя температура по больнице», его интересует, умрет он или будет жить. А если будет жить, то с каким качеством жизни, сможет ли он продолжить работать или ему пожизненно понадобится помощь родных или сиделки?
Так вот, в те годы ожоги на 40% поверхности тела были почти что приговором. Сегодня, при наличии достаточного количества лекарств и медицинских материалов, препаратов крови у нас выживают пациенты с ожогами 96% поверхности тела. В 2008 году вместе с коллегами мы издали руководство «Термічна травма та її наслідки», где подробно описано, как и что делать, чтобы вылечить критичский ожог. Но случаи с вылеченными ожогами более 80-90% TBSA это, конечно, единичные случаи, базирующиеся на энтузиазме хирургической команды. Ведь государственное штатное обеспечение и мизерная зарплата никак не покрывает затраченных усилий и времени работы хирурга.
У нас в Днепре уже долгое время обсуждается проект нового ожогового центра. Вот если мы все доведем этот проект до реализации, создадим лучший в Восточной Европе ожоговый центр, тогда я смогу считать себя успешным руководителем. И маяком для меня сегодня служит наш очень прогрессивный коллега, профессор Борис Тодуров.
– С какими сложностями столкнулся Центр в 2014 году после того, как к вам стали поступать первые раненые. Хватает ли оборудования, медикаментов, персонала, финансирования сейчас?
– Кроме лечения ожогов в нашем центре активно развивалось и направление реконструктивной хирургии и реконструктивной микрохирургии. По нашей текущей статистике около 60% пациентов лечились с ожогами, а 40% пациентов имели раны или проблемы, не связанные с ожогами, что в целом отражает общую европейскую тенденцию работы таких центров.
В силу того, что Днепр расположен у линии военных действий, к нам с 2014 года начали поступать и пациенты с военной травмой. Это скальпированные шрапнельные или огнестрельные раны. И тут наши методики пластической реконструкции оказались как никогда кстати. В общем, за годы военного конфликта в Ожоговом Центре Днепра прооперировали уже более 400 пострадавших, причем у части из них было не одно, а 4-5 ранений разной локализации и тогда нам приходилось работать с пациентом сразу несколькими бригадами.
Дух патриотизма и волонтерской поддержки в 2014-15 годах просто зашкаливал. Мы лечили ребят согласно стандартам, достойных ЕС. Не было дефицита ни в лекарствах, ни в препаратах крови. Существенную помощь оказали «Фонд обороны Украины» и наши европейские партнеры. Кроме функциональных кроватей и тумбочек мы получили в подарок современный хирургический инструментарий и операционный микроскоп.
Но вопросы кадрового обеспечения остались пока на том же мизерном уровне. Например, в соседней Польше на 30 таких же ожоговых коек полагается 140 медицинских сестер, а у нас на 40 ожоговых коек всего 30 штатных единиц вместе с санитарками!
При операциях, которые могут длиться 7-8 часов, в других странах операционные сестры имеют возможность меняться каждые полтора-два часа, а у нас нет. И выстоять такую операцию, да еще и эффективно работать – это подвиг. Тут нужно низко поклониться нашим медицинским сестричкам, ведь после операции они еще остаются проводить уборку, смывать кровь с инструментов, заниматься стерилизацией. Ведь на следующий день тоже операции… А в свой выходной они могут купить немного белой краски и подправить то, что рушится от времени.
И опять наши горе-реформаторы из МОЗ будут думать, кого еще можно сократить и «повысить» эффективность системы. Им плевать, что мы уже сейчас с трудом можем собрать нужный персонал для того, чтобы просто переложить лежачего больного.
Создателям кадровых нормативов для хирургии, наверное, никогда не показывали пациента, у которого вообще нет кожи, который из-за ожогов рук сам не может даже попить воды!
Финансирование ожогового пациента на 1 у.е. в сутки – это не финансирование, а издевательство. Очень хочется, чтобы тех, кто его придумал так и лечили на 1 у.е. в сутки. Даже в совсем небогатой Индии на ожоговую койку выделяют в среднем 500 у.е, а в США или ЕС – несколько тысяч у.е. в сутки на одного больного! Делайте выводы сами.
– За время АТО через вашу клинику прошли около 400 бойцов, которым угрожала ампутация. Почти всем им спасли руки и ноги. И только двоим пришлось пройти через ампутацию, так как их привезли слишком поздно. Так ли это? Запомнился ли вам какой-нибудь особо трудный случай ранения?
– Да, статистика говорит о том, что наш Центр вылечил больше бойцов, чем все остальные ожоговые центры страны вместе взятые. Развитие реконструктивной микрохирургии и реконструктивной пластической хирургии – сложное, но необычайно нужное и эффективное направление нашей службы. Ведь возможность переставить «живую» заплату (мы называем их лоскутами на питающей ножке) с одной части тела на другую, и тем самым закрыть оголенные суставы или кости, действительно предотвращает множество ампутаций.
Созданная в кратчайшие сроки в нашей области и в стране система транспортировки раненых, неформального взаимодействия военных и цивильных медицинских структур, достойна отдельной дискуссии и уважения. Качество транспортировки и сроки уже отвечают стандартам ЕС или НАТО. А те два случая ампутаций, о которых вы упомянули, связаны с тяжестью ранения, когда ампутация была уже практически при травме, а мы лишь завершали процесс, оформляли конечности нужным образом под протезирование.
Вот легких случаев у нас не было. А запомнились мне два Алексея.
Первый 17-летний Алексей прибавил себе год, чтобы попасть в батальон и на передовую. Он был ранен – крупнокалиберное огнестрельное ранение вынесло 5 см большеберцовой кости в ее самой нижней части, и, разумеется, после наложения аппарата Илизарова, стабилизации костных отломков он попал к нам с обширной раной голени. После успешной пластической операции в нашем Центре ему восстановили недостающий фрагмент большеберцовой кости немецкие коллеги в Тюбингене. Специалистам известно, что эта часть голени настолько сложна для восстановления, что ее иногда называют «мертвой зоной». И вот мы во время конференции в Киеве, встретили его, гуляющим без палочки или костылей! Но это не все: он как раз собирался в батальон, на передовую, где оставались его побратимы. Он вернулся туда, чтобы защищать независимость своей страны.
Второй Алексей, 25 лет, яркий представитель ПС. Его готовили к ампутации голени и нас пригласили в областную больницу оценить, есть ли хоть малейшая возможность сохранить конечность. Он подорвался на мине, получил сложнейшие осколочные переломы костей голени и практически полное отсутствие мягких тканей на голени. Мы впервые рискнули и пересадили ему на ногу большую мышцу спины, закрыли ею костные структуры, а уже потом пересадили кожу, как мы это делаем при лечении глубоких ожогов. Оставался обширный дефект костей голени, более 10 см. А сохранение нижней конечности имеет смысл, только тогда, когда она станет опороспособной, и можно будет ходить. Ортопеды-травматологи не подвели и в этом случае. В Киевской клинике ILAYA профессор Оксимец Владимир Михайлович выполнил процедуру остеогенеза с применением клеточных технологий. Или, другими словами, вырастил кость в созданном нами ранее мышечном кармане.
Сейчас Алексей восстанавливает навыки ходьбы. Патриот, очень мужественный, волевой и эрудированный человек! В то время много журналистов посещали наш Центр, беседовали с ребятами, тогда еще не верили, что на Украину напала регулярная армия РФ. И вот журналистка из немецкого журнала «Штерн» попросила у Алексея интервью до 5 минут, но вышла из палаты через два с половиной часа. Она сказала, что за это время общения с бойцом узнала об истории нашего государства больше, чем за все время.
– Сергей Владимирович, расскажите о своем пути в медицине. Вы учились в начале и середине 1980-х годов в Днепропетровском медицинском институте. Как складывалась учеба? Чем современные студенты-медики отличаются от студентов-медиков прошлого?
– Всем! Да, я начал свою учебу в мединституте именно в 1980 году, тогда летом все были прикованы к экранам ТВ, смотрели репортажи с Московской олимпиады. Информацию относительно захвата Афганистана стыдливо замалчивали. После оглашения списков поступивших в институт нас сразу же пристроили к уборке территории морфологического корпуса института.
Эта совковая или комсомольская разнарядка преследовала нас все 6 курсов, мы носили кирпичи на стройке, ездили на овощебазу и бесконечно мели вениками двор. Разумеется все это за счет учебы. Еще много времени отбирали общественные науки, такие как политэкономия социализма, история компартии. Бесконечное и бессмысленное переписывание конспектов вспоминаю как страшный сон. Очень рад, что нынешние студенты освобождены от всего этого и могут больше времени тратить на реальную учебу.
Сравнивать учебу студента 1980-х и 2010-х, по моему, не совсем корректно. Между этими поколениями технологическая пропасть – распространение интернета и гаджетов критически изменили нашу жизнь, в том числе и учебу. Студенту 80-х нужно было записаться в библиотеку, а потом туда ходить, чтобы взять в руки книгу. Я специально ездил в Москву, чтобы иметь доступ к иностранным научным источникам. А сегодня «сходить» в любую библиотеку, включая библиотеку Конгресса США, можно нажатием пары клавиш, ну иногда попросят потратить несколько минут на регистрацию! Это же несравнимо!
Периодически совмещаю свою практическую работу с преподаванием хирургии, и, как завотделением, постоянно курирую интернов.
В большинстве своем нынешние студенты знают чего хотят в жизни, с ними интересно проводить занятия. Часть интернов после окончания обязательного курса остаются и работают с нами несколько месяцев, включая и свои каникулы. Вот и сейчас, летом, с нами работают такие активисты. Они напоминают мне молодость, когда между нами, кружковцами, была очередь попасть на дежурство к опытным хирургам, а если повезет, попасть с ними и в операционную.
– Как вы оцениваете профессиональную подготовку студентов в медицинских вузах Украины, и в Днепропетровской государственной медицинской академии, в частности?
– Мне сложно ответить на этот вопрос в широком его понимании, так как я занимаюсь очень узкой специальностью в области пластической хирургии. Но в Украине проводятся рейтинговые оценки медицинских ВУЗов по результатам тестов или экзаменов. Думаю, что они могут дать ответ более объективно. Кстати, Днепропетровская медакадемия там выглядит достойно.
Конечно же, качество подготовки будущих врачей всегда тесно связано с престижностью профессии. В 1980-х годах конкурс в мединституты был одним из самых высоких, а сейчас, когда молодой врач, хирург получает зарплату на уровне уборщика или санитарки, – соответственный. Жаль, что сегодня многие образованные интеллигентные семьи уже не рекомендуют своим детям идти в медицину. Перспективы достойно содержать семью, работая хирургом в нашей стране, призрачные. Такая тенденция не радует.
– Как начиналась ваша профессиональная карьера?
– На втором курсе я увидел настоящих хирургов, они переодевались и уходили в операционную, как боги творили там чудеса, а потом обсуждали свою работу в ординаторской. Захотелось туда попасть, записался в кружок на кафедре общей хирургии, и завертелось, началась профессиональная и научная карьера. Кстати это все началось в той же больнице, в которой я и сейчас работаю.
Потом мой шеф, профессор Бижко Иван Петрович, показал мне работу Международной конференции, я увидел маститых ученых. Это только усилило интерес к хирургической науке. Дальше всё было по схеме: я ставил цель и старался её достичь, потом новую цель и так далее. В 27 лет защитил кандидатскую, а в 33 года - докторскую диссертацию, оформил два десятка патентов.
Сейчас много времени и сил уходит на работу с учениками, но их достижения вполне оправдали все мои ожидания. Горжусь, что ребята стали не просто классными хирургами, а еще и интегрировались в мировую медицинскую науку. Они являются действующими членами Американской и Европейской ассоциаций ожоговых и пластических хирургов, публикуют свои работы в престижных англоязычных изданиях, и даже рецензируют международные научные журналы.
Сейчас мы подготовили выступления с докладами от нашего Центра в Барселоне, где с 6 по 9 сентября состоится Европейский конгресс по ожогам, и в Люблине, где пройдет конгресс по пластической реконструктивной хирургии. Надеюсь, мы на этих форумах узнаем какие-то новые идеи и будем дальше развиваться. Если это называется карьера, то пусть будет так, а мы будем двигаться вперед.
– Вы более 30 лет оперируете пациентов с множественными ожоговыми травмами. Были ли в вашей практике случаи, которые вам запомнились навсегда?
– Журналисты очень любят задавать этот вопрос. Да, сложные и интересные случаи запоминаются. Порой не помнишь фамилию пациента, а вот тип повреждения и ход операции вспоминается отчетливо, как будто это было только вчера. Кроме того, наши сложные случаи действительно представляют интерес для коллег и их публикуют хирургические журналы в Украине и за рубежом.
– Существуют ли какие-либо государственные программы поставки оборудования в больницы вашего типа.
– За время моей работы я не помню ни одной государственной поставки нужного оборудования или выполненного ремонта в палатах. Я не помню ни одного случая, когда государство оплатило бы командировку хирурга на Конгресс или стажировку. Но если мы что-то купили за свои карманные деньги на медицинской выставке за рубежом, то тут главный врач тут как тут – «ставьте на учет в больницу»!
– Сколько всего в Украине насчитывается Центров термической травмы и пластической хирургии? Кажется, подобное учреждение есть в Киеве. Нужны ли такие центры в каждом областном центре?
– В каждой области Украины есть специализированные отделения, где получают помощь пострадавшие от ожогов и еще долго лечат последствия этой травмы. Как правильно говорила профессор Валентина Петровна Шано, «Человек который обжегся один раз, продолжает обжигаться всю оставшуюся жизнь». Ведь после заживления ожогов, особенно обширных и глубоких, кожный покров уже никогда не станет таковым, как был до травмы. И эти пациенты долго нуждаются в реабилитационной терапии, санаторном лечении или пластических восстановительных операциях. Этой проблемой занимаются комбустиологи в своих областях.
В нашей Днепропетровской области, большой по населению и протяженности, есть еще ожоговое отделение в Кривом Роге (по населению он в разы больше некоторых областных центров на западе страны), который значительно удален от областного центра и такая децентрализация полностью оправдана.
Что касается высокоспециализированных больших Центров, то по программе развития службы комбустиологии в Украине их достаточно иметь четыре, расположенных в городах-миллионниках с университетами, достаточным кадровым и научным потенциалом. Однако существующая система финансирования здравоохранения пока еще не очень способствует переводу пациента из одной области в другую. Пока ещё деньги «не идут» за пациентом. А, как я уже говорил, положительный результат лечения может быть достигнут при наличии опытного хирурга-комбустиолога и при наличии лекарственного и материального обеспечения процесса.
– По какому принципу вы подбираете врачей, персонал в Центр термической травмы и пластической хирургии? И вообще, какими качествами должен обладать любой врач? Нужны ли какие-то особые качества для хирурга, для комбустиолога, для пластического хирурга?
– Ядро коллектива – это старые, опытные и проверенные кадры. Эти люди начали работать в отделении раньше меня, и я отношусь к их бесценному опыту с уважением. Более молодая когорта ребят пришла из активной группы научно-кружковой работы. Они приходили на дежурства, помогали в операционных и постепенно влились в коллектив.
Если люди пришли работать в ожоговое отделение, которое считается трудным, то они реально любят эту специальность. А когда человек занимается любимым делом, имеет терпение и способности, то этого достаточно для формирования хорошего специалиста.
– Вы обладатель «Ордена Святого Пантелеймона» за профессионализм и милосердие, в номинации «Новатор здравоохранения». Расскажите о ваших новаторских методах.
– Кроме очевидного прогресса в лечении термической травмы мы стали и новаторами в отрасли реконструктивной пластики. На Мировом Конгрессе с моими молодыми коллегами где-то 15 лет назад увидели первые сообщения относительно технологии перфорантных лоскутов, которые значительно могут расширить возможности реконструктивной пластики. В нашей стране эта методика еще не была широко известна, практически все научные работы можно было найти только в англоязычных журналах (тут тоже важны финансовые ресурсы, ведь в среднем годовая подписка на журнал составляет 400-500 у.е., монография с картинками операций – 500-600 у.е., участие в научном конгрессе – 600-900 у.е. плюс визы, оплата дороги, проживания и т.д.).
Настойчивая работа в этом направлении позволила нам, как мы говорили выше, сохранить многим пациентам конечности, а онкологам выполнить удаления обширных опухолей, которые раньше относились к разряду неоперабельных.
Анатомия перфорантных артерий берет свое начало в работах профессора Тейлора (G.I. Taylor) из Австралии, в конце 20-го века. До этого времени в мединститутах ее не преподавали. Поэтому много усилий пришлось потратить, работая в анатомическом театре или у компьютерного томографа, чтобы постичь секреты ангиоархитектоники перфорасом (участков кожи, питающихся от перфорантных сосудов).
Блвгодаря использованию технологии перфорантных лоскутов мы можем полностью восстанавливать женскую грудь из своих тканей, без применения силиконовых наполнителей. А такая грудь практически не отличается от настоящей, и женщины обретают «новую» жизнь.
– У вас есть и другие награды. Например, орден «За оборону країни» (2015 год). Что для вас значат все эти награды?
– Период работы с Фондом обороны Украины, наверное, был самым интересным и впечатляющим. Небывалый подъем волонтерского движения, каждую неделю что то привозили в отделение, ремонтировали, обновляли. Работа с партнерами из ЕС.
Наверное, наше общество таким образом сегодня может выразить признание нашей работы. Хотя в США тоже есть награды, но и специальность врача оплачивается соответственно высокой ответственности за жизнь. На торжественном собрании, посвященном награждению номинантов ордена Пантелеймона, выступала пани Катерина Ющенко. Она рассказала, что росла в диаспоре в США, и мечтой всех родителей было отправить ребенка на медицинский факультет. Ведь после окончания и начала работы в США врач становится очень обеспеченным и уважаемым человеком. Конечно, она пожелала такого же отношения к этой специальности и в Украине!
– Чем занимается Ассоциация комбустиологов Украины, объединяющая лучших хирургов?
– Я вхожу в правление ассоциации АКУ и еще в правление Всеукраинской ассоциации пластических реконструктивных и эстетических хирургов (ВАПРЕХ). Ассоциация, как и другие такие общественные организации, объединяет специалистов одного профиля, обеспечивает образовательные программы, семинары и мастер-классы, международные контакты и юридическую защиту врачей от различного рода аферистов. Одной из важных задач ассоциации на сегодня является упорядочение деятельности пластических хирургов, снижение риска для пациентов во время операций. Для этого необходимо ввести специальность – пластическая хирургия. Введение специальности позволит ассоциации внедрять современные протоколы для проведения операций и контролировать деятельность своих членов (как в других странах). Это должно значимо уменьшить количество неблагоприятных результатов.
Такая специальность есть в большинстве стран и даже в РФ. Но МОЗ Украины решительно саботирует данный процесс. Если пАпередники из ПР нагло вымогали нереальные суммы взяток за «решение» вопроса, то сейчас Ульяна Супрун со своей командой в упор не замечают сколько полезной работы пластические хирурги делают для нашего общества, в том числе и для лечения пострадавших в АТО.
Складывается впечатление, что МОЗ Украины устраивает та неразбериха, которая существует сегодня на рынке услуг по пластике, и им выгодно что-то ловить в этой мутной воде. Но я верю, что настойчивая работа нашей ассоциации очистит эту воду.
– Кто является примером врача для вас?
– Когда я учился в «меде», мне повезло встретить очень большого профессионала и харизматичного руководителя Ивана Петровича Бижко. Он долго курировал ожоговый центр, выполнял сложные операции на кисти. С ним мы начинали пластическую хирургию в нашей второй «рабочей» больнице Днепра. Иван Петрович мог демократично и почти на равных общаться со студентом и министром. Шеф всю жизнь дружил с А.Е.Романенко. В совковом чванливом обществе это был разрыв шаблона и пример для подражания.
Сегодня хорошим примером для меня является руководитель Института сердца Борис Тодуров. Он смог найти аргументы, организовать, и в 2007 году запустить работу в таком нужном и современном учреждении. Я надеюсь, что и у нас получится создать в Днепре лучший Ожоговый центр.
– Дадите совет молодому украинскому врачу?
– Главное, заниматься любимым делом. И если это дело медицина, то успех и опыт появятся довольно скоро.
– Многие выпускники украинских медвузов не работают по специальности, так как их не устраивает зарплата. Молодые врачи часто уезжают работать в другие страны. Как вы относитесь к такой ситуации? Что нужно для того, чтобы её изменить?
– Я не осуждаю этих специалистов. Каждый человек хочет нормально жить, дать что-то хорошее своим детям. А когда после 10 лет учебы государство платит хирургу на уровне уборщицы, то это преступление. Судьям же находят деньги на достойные оклады. Такое отношение общества к медикам способствует деградации отрасли. И напротив, частный сектор, особенно стоматология, показывают бурный прогресс.
В Польше была похожая ситуация, но когда после вступления в ЕС медики тихо и быстро свалили в другие страны, тогда правительство Польской республики пересмотрело свое отношение к врачам. Многие вернулись домой. Думаю, что нам предстоит тот же путь. Было бы правительство поумнее, это можно предвидеть, отрегулировать до того, как появится провал или пустота в этом секторе. Сегодня уже есть дефицит врачей в стране, чиновники это подтверждают, но особо ничего не меняют. Всё остается на уровне деклараций. А медсестры, которые уехали в Европу, устроились очень хорошо. Ведь там нет маразмов с ведением за смену 80 бумажных журналов учета. Там зарплата, позволяющая жить, нормально кормить и одевать детей.
– В Украине несколько месяцев назад началась реформа здравоохранения, которая должна уже к 2020 году коренным образом изменить существующую систему. Появится страховая медицина, информация о пациентах в больницах и поликлиниках (нынешние медкарты) будет храниться в электронном виде, будут госпитальные округа. Как вы относитесь к этой реформе? Вы уже видите в ней какие-нибудь недостатки? Если знать заранее про недостатки, то их можно быстрей исправить…
– Я не вхожу в состав реформаторов. Я не вижу позитива от предложений министра. Судя по видимым маркерам процесса реформ, Супрун получила от Владимира Гройсмана указание что-то пореформировать, но без дополнительных затрат. А так не бывает. На изменение принципов работы системы нужны ресурсы. Например, министр считает, что онкология вся должна стать платной. Как Вы думаете, будут люди приходить на лечение вовремя, в раннем периоде? Или будут откладывать эти затраты, часто не предвиденные, до последнего? Но тогда уже лечение онкозаболеваний будет неэффективно. Сами ответить можете.
– Приглашали ли вас работать в зарубежную клинику? Если да, то в какую, если это не секрет, конечно. Почему Вы решили остаться в Украине?
– Никогда раньше вопрос переезда не стоял для меня всерьез. Но в 2010 году, когда регионалы взяли власть и начали устанавливать в стране порядки зоны, выгонять нормальных специалистов и вместо них назначать «смотрящих паханов» (в Днепре так назначили пару десятков главных врачей), а те устанавливать поборы, мы быстро адаптировали свои дипломы к ЕС… Если бы не Майдан и ожидание перемен к лучшему, наверное уже жили и работали не здесь.
Три недели назад мы были на стажировке в Сеуле, где осваивали супермикрохирургию, выступали с докладами на Мировом конгрессе. Там наши коллеги из Польши пригласили нас выступить с лекциями у них (причем по режиму «всё включено» за счет принимающей стороны – разницу отношения к знаниям ощущаем сразу) и проинформировали, что для тех, кто умеет оперировать, есть вакансии во всех польских ожоговых центрах и при нашем желании, будут рады нашему приезду. Сейчас в Польше уже работает более 1 млн. наших соотечественников по разным отраслям. Рады нашим врачам будут и в других соседних странах.
– Кого из молодых хирургов, комбустиологов, пластических хирургов в Украине вы бы выделили? Почему?
– Я горжусь своими учениками.
– Вы уже добились очень многого в медицине. Вы член корреспондент УАН, профессор, доктор медицинских наук, член правления Ассоциации комбустиологов Украины, Всеукраинской ассоциации пластических, реконструктивных и эстетических хирургов, автор и соавтор более 150 научных работ, подготовили нескольких талантливых хирургов, руководите Центром термической травмы и пластической хирургии. Что еще можно добиться? Есть ли у вас, так сказать, следующая цель в медицине? Над чем вы сейчас работаете, что хотите осуществить?
– Уже порядка 20-ти лет мы говорим о необходимости современного ожогового центра. Те больницы, которые строились 50-100 лет назад, устарели и не позволяют реализовать новые современные технологии. Следующая цель – создание лучшего в Восточной Европе Центра термической травмы и пластической хирургии. Если хватит времени подготовить для такого центра специалистов высокого профессионального уровня и пойти на пенсию.
– Какое событие (или события) в вашей жизни считаете самым главным, важным?
– Успехи детей и учеников всегда будут приоритетом.
– Расскажите о своей семье и о себе вне клиники?
– Об этом лучше спрашивать у жены и детей. Я не уверен, что уделяю достаточно много времени семье. Но мне повезло, они терпят ночные вызовы и мое отсутствие дома. Они также терпят недостаток семейного бюджета, когда нам надо что-то приобрести на медицинской выставке или поехать на конгресс за рубеж.
Хирургия – это высокая ответственность и напряженный график работы. Вышибаю стресс не менее агрессивным спортом – горными лыжами. Это высокие скорости, адреналин. Книги постоянно присутствуют на полке. Люблю листать хорошие издания на бумаге. Сейчас восполняю пробелы по истории, читаю Историю Украины от деда Свирида. Если бы в наши школьные годы были такие книги, наверное, и учеба бы шла по-другому.
